Когда известие о том, что их старший брат провозглашен императором, добралось до родового замка Тарботов, Марней даже не сразу в него поверил. Он верил, конечно, что Рей далеко пойдет, но чтобы это случилось так быстро и настолько оглушающе?... Увериться, что все это произошло на самом деле, его заставило изменившееся поведение соседних сеньоров. Они вдруг зачастили с визитами в их замок и стали откровенно лебезить не только перед ним, Марнеем, но даже перед жалким Тенвеем, которому ранее даже баронский титул не светил. Мелкий шкодник сперва, конечно, этому поражался, но быстро усвоил новые реалии и перед очередной заслуженной поркой с укором произнес:

- А ведь мы теперь с тобой принцы крови!

Мол, негоже так позорно наказывать столь высокородного отрока, да и вообще они теперь с Марнеем, по сути, в равном положении.

- Возможно, но от розог это тебя не избавит! - отрезал старший брат. - И если ты вдруг возмечтал, что теперь тебе целую провинцию в удел дадут, то зря надеешься. Если перестанешь быть таким засранцем, то, может, в будущем тебе и перепадет это наше родное баронство, а на большее даже и не рассчитывай!

Тенвей со скорбным выражением лица разделся и растянулся на лавке. По его наивным детским мечтам, как всегда, грубо прошлись сапогами. Какое удовольствие считаться принцем, когда тебя все равно секут, как какого-нибудь дворового мальчишку! Марней от своих принципов явно не оступится, а стало быть, страдать Тенвею еще года четыре, пока он не дорастет, наконец, до права получить рыцарское звание. От таких ужасных перспектив мальчику хотелось просто выть!

Пока глухая провинция мелко интриговала, спеша угодить новым хозяевам жизни, придворная знать с присущим ей опытом анализировала перспективы новой династии. Новоиспеченный император не был женат и, похоже, даже не задумывался пока о продлении рода. Его пытались познакомить со знатными девицами, но его, кажется, куда больше интересовали кобылы. Даже среди соратников у него не было явных фаворитов, и никто из его окружения не рискнул бы сказать, что способен манипулировать волей императора. Прежние монархи так себя не вели, но ведь у Рея было четверо младших братьев, двое из которых успели зарекомендовать себя лихими рубаками, а Марней еще и разумным военачальником, пусть командовать ему пока доводилось только небольшим отрядом. В случае чего кто-то из них и продолжит династию.

Марней, формальный наследник имперской короны, при дворе даже не показывался, безвылазно сидя в своем горном замке и довольствуясь пока лишь баронским титулом, что вызывало когнитивный диссонанс у графа Динкея. Вроде бы нынешний барон Тарбот его вассал, но, случись что с императором, может ведь в одночасье стать и господином! Поведению Марнея удивлялись, но осторожность императорского семейства в целом оправдывали. Ну да, если на Рея вдруг удастся совершить успешное покушение, то его наследника в хорошо защищенном горном замке заговорщикам точно не достать, и тогда уж Марней, уже успевший обрести авторитет в армии, сможет организовать сопротивление им и занять трон.

Раз императора не обольстить, а его наследник находится вне пределов досягаемости, оставалось лишь охмурять третьего из братьев. Сантей был еще очень юн, порывист, женским полом пока не интересовался, но легко находил себе друзей среди сверстников. На месте ему не сиделось, и он постоянно вовлекал их в разные авантюры, временами весьма опасные, за что и юному принцу, и его друзьям приходилось расплачиваться собственными задницами, причем экзекуции император всегда проводил собственноручно, никого постороннего на это действо не допуская, и если бы не болтливость самих наказанных, не было бы о том и достоверных слухов. Мальчишки откровенно хвастались, насколько мужественно они переносили свои наказания, но на сюзерена были отнюдь не в обиде, расплату считали справедливой и даже гордились своей причастностью к своеобразному ордену пострадавших от императорской руки, словно это была некая инициация, которую просто необходимо пройти уважающему себя юному дворянину.

Сантей - тот просто боготворил старшего брата, что вовсе не мешало ему нарушать по мелочам установленные тем запреты. Ну да, если плата заранее известна и вполне тебе посильна, то отчего бы и не рискнуть? За всеми этими забавами он не забывал и о замке Ибтор, к которому успело прикипеть его сердце, регулярно туда наведывался со своей свитой и как-то даже привез с собой в столицу одно из семейств замковой прислуги. Портных во дворце, что ли, не хватало?

Наблюдатели еще больше удивились, когда мальчишка из этого крестьянского семейства, ровесник Сантея, не только вошел в его окружение, но и заделался вдруг ближайшим другом принца. Сантей даже выхлопотал у брата дворянство для Далхо, и бывший пастушок стал вместе с ним обучаться воинскому искусству. От Далхо свитские и узнали, как одиннадцатилетний тогда еще Сантей спас ему жизнь, схватившись с барсом и будучи при этом вооруженным одним кинжалом. О том, что принц заколол в поединке юного толинского короля, а до того каким-то чудом сумел одолеть и взрослого рыцаря, здесь знали все, но чтобы ради какого-то крестьянского мальчишки почти с голыми руками пойти на барса?!... Такая самоотверженность и безбашенность даже ужасала, но тем с большим обожанием они относились теперь к своему другу и предводителю, и даже появление рядом с ним Далхо не казалось больше нелепостью. Приятно же, что ни скажи, всегда иметь рядом живого свидетеля твоего подвига!

За год, прошедший после образования империи, стране удалось в основном справиться с послевоенной разрухой, была восстановлена крепостная стена имперской столицы, хороший урожай давал надежду, что голода удастся избежать. Власть Рея укрепилась, но мирное правление ему претило. Он стал присматриваться к землям соседей на предмет расширения имперских границ. Больше всего его раздражало королевство Кеторна, куда сбежала недовольная новой властью толинская аристократия. Некоторые из этих деятелей, поступив на службу к местному королю, обрели немалое влияние и теперь грезили о реванше. Ну что ж, вместо того, чтобы ждать их в гости, он придет к ним сам!

По указанию Рея по всей империи стали искать и добывать нужные его алхимикам руды, и теперь те надолго были обеспечены сырьем и смогли заметно расширить производство ценных металлов. Еще год такого труда, и Рей сможет всю свою гвардию одеть в титановые доспехи и снабдить мечами из того же металла. И тогда: держись, Кеторна!

После года интенсивной подготовки имперская армия была готова к началу военной кампании. Самым запоминающимся событием в тот год стало посвящение в рыцари Сантея. Получив титул графа Ибторского (никогда эти земли не были отдельным графством, но на все воля императора), юноша пожелал, чтобы его оруженосцем стал Далхо. Теперь у Сантея был и собственный боевой отряд, набранный из горцев и безземельной дворянской молодежи. Последние буквально рвались в бой, надеясь в новой войне заслужить собственные земельные наделы.

Воспользовавшись очередным набегом кеторнских отморозков на имперские земли, Рей объявил этому королевству войну. Первая же схватка в чистом поле показала явное превосходство хорошо обученных и отлично экипированных имперских конных полков над разношерстной конницей Кеторны, да и завербованные Реем толинские лучники свое дело знали. Кеторнское войско было рассеяно, но не сдалось и приступило к партизанской войне. Рею пришлось последовательно штурмовать опорные пункты противника, его крепости и замки.

Сантей вновь отлично проявил себя в бою, возглавив конную атаку на правом фланге и самолично зарубив троих знатных кеторнских рыцарей. Слух о том, как он в детстве одолел барса, вышел далеко за пределы имперской столицы, и в итоге его самого наградили этой кличкой. Все знали уже, что Барс никого в плен не берет, рубится всегда насмерть и, несмотря на свой еще юный возраст, является одним из лучших мечников во всей имперской армии, уступая в этом искусстве только самому императору, который, наплевав на свое новое высочайшее положение, по-прежнему лично вел в бой своих соратников. Многие его противники мечтали сразить этого выскочку, но пока никому не удалось даже серьезно его поранить. Сантей во всем брал пример со старшего брата и тоже вел себя безбашенно, словно смерть всегда должна обходить его стороной.

Далхо, хоть и чувствовал себя белой вороной среди потомственных дворян, всегда следовал за своим сеньором, смело вступал в бой и старательно защищал ему спину. Его подвиги тоже не остались без внимания и принесли ему прозвище Барсенка.

Осаждать чужие замки Сантею было не по нраву. Вечные обстрелы, подкопы, и пока дойдет до штурма, можно успеть сдохнуть со скуки. Он обзывал кеторнцев крысами, боящимися высунуть нос из своих нор, и, презирая их, ездил по стране с совсем небольшой охраной, пробавляясь охотой, пока нет нестоящего дела. Между тем, количество его ненавистников все возрастало. Бывшие толинцы не могли простить ему убийства их последнего короля, а для кеторнцев он был наглым агрессором, верным соратником своего старшего брата. Его передвижения отследили и устроили ему засаду.

Юношеская беспечность вышла Сантею боком. Когда на его отряд напали в лесу, окружив со всех сторон, прорваться не удалось, и пришлось занимать круговую оборону. Силы, увы, были не равны, и, когда пали все соратники, Барсу с Барсенком пришлось сражаться, стоя спиной к спине. Нескольких нападавших они все же зарубили, но потом Далхо получил тяжелую рану и не смог устоять на ногах, а одному Сантею со столькими противниками было уже не справиться.

Когда имперские гвардейцы, обеспокоенные долгим отсутствием принца, подняли тревогу и приступили к поискам, все было уже кончено. На месте битвы нашли только обезглавленный труп Сантея и лежавшего без сознания Далхо в окружении их павших соратников. Убедившись, что оруженосец принца каким-то чудом еще жив, ему перевязали раны и доставили его в ставку Рея.

Император от таких вестей взбесился и, наплевав на планомерную осаду, бросил войска на штурм окрестных замков, не чураясь лично взбираться на крепостные стены. Провидение по-прежнему его хранило, удача не отворачивалось, и кеторнские твердыни пали одна за другой. В одном из взятых замков Рей обнаружил отрубленную голову брата и велел предать мечу все его население. Вскоре сопротивление было подавлено и по всей Кеторне.

Объявив, что эта страна отныне входит в состав империи, Рей с триумфом вернулся в столицу и первым делом устроил пышные похороны павшему брату, на которых сам же, не стесняясь, рыдал. Гибель любимого брата оказалась для него жесточайшим ударом, но и это он сумел как-то снести, только стал мрачней и недоступней.

Как ни тяжело был ранен Далхо, молодость взяла свое, и юноша выжил и даже поправился. От него Рей и узнал подробности последнего боя павшего брата. Верный оруженосец, до конца остававшийся со своим сеньором, пришелся императору по сердцу, и Барсенку по наследству от Барса перешел титул графа Ибторского. Мог ли нищий пастушок даже мечтать, что он станет когда-то хозяином этой долины?! Но судьба непредсказуема и может очень высоко вознести даже случайного человека.