Внезапная гибель Сантея что-то перевернула в душе императора. Подсознательно Рею вдруг стало страшно держать братьев вдалеке от себя. Вот ведь, пока Сантей был рядом с ним, ничего плохого с мальчишкой не случалось, несмотря даже на все жестокие сражения, в которых он успел поучаствовать, а вот стоило начать отпускать его в самостоятельные рейды, и на тебе... В результате Рей повелел младшим братьям перебраться из замка Тарбот в столицу. Черт с ним, с этим родовым гнездом, с ним и кастелян какой сможет управиться.
Марней, переехав в императорский дворец, немедленно оказался в центре внимания родовитых юных дворянок. Охмурять Рея они уже давно даже не пытались, он просто не обращал на них ни малейшего внимания, но семнадцатилетний принц оказался сделан из другого теста, поддавался на флирт и вскоре даже выбрал себе фаворитку из старинного герцогского рода. Родня девушки тут же приложила все усилия, чтобы добиться у императора согласия на брак, не династический, конечно, но и не сказать чтобы неравный, учитывая то, что Тарботы были выскочками в среде старого дитарского дворянства. Свадьбу сыграли пышную, Марней с супругой получили титул герцогов Кеторнских и бывший королевский домен этой страны во владение. Уже через год у герцогской четы родился мальчик.
Теперь будущее династии Тарботов, казалось, было обеспечено. Рей, страшный и непонятный даже для собственных придворных, оказавшийся ко всему прочему еще и женоненавистником, рано или поздно уйдет, и ему наследует более мягкий младший брат, породнившийся с древним родом и потому вполне вписывающийся в ряды местной аристократии. Если император был окружен, в основном, своими боевыми соратниками, то вокруг его наследника сформировался настоящий двор, с фрейлинами и светскими львами.
Но теплых мест возле сильных мира сего всегда не хватает, и проигравшие в этой конкуренции начинают искать иные варианты пристроиться. Между тем, во дворце сейчас жили и другие принцы. Самый младший, девятилетний Палей, явно был не от мира сего. Он не только не дружил со сверстниками, но, кажется, в них и не нуждался, предпочитая общаться со взрослыми учеными мужами, но большую часть времени отдавал чтению и почти не выбирался из дворцовой библиотеки, куда теперь по приказу Рея свозили все ценные манускрипты, какие только удавалось раздобыть на территории империи или купить в других странах. Придворные за глаза уже называли Палея блаженным и почти не сомневались, что в будущем он сделает неплохую карьеру по церковной линии. Знали бы они тогда, как скоро наступит это будущее! Самих их подобная карьера не прельщала, пристроиться в свиту этого принца было невозможно за полным отсутствием таковой, и потому, увидев куда-то бредущего Палея, они лишь почтительно кланялись ему, даже не делая попытки заговорить.
Совсем иначе вел себя одиннадцатилетний Тенвей. Появившись во дворце, он быстро создал себе репутацию неуравновешенного и шкодливого мальчишки. Старшие братья явно не слишком-то его уважали и воспитывать предпочитали при помощи розог, причем наказания всегда проводили собственноручно и без свидетелей. Никто бы и не узнал, что там реально происходило, если бы не сам Тенвей, которому надо было выплакать перед кем-то свои обиды. Утешители нашлись, и им даже удалось познакомить принца со своими малолетними родственниками, которые и составили его свиту, если этим термином можно назвать хулиганистую подростковую компанию, охотно включавшуюся во все авантюры, какие только приходили в голову Тенвею, и терроризирующую не только обитателей дворца, но и проживающих неподалеку горожан. Расплачиваться за такое веселье им приходилось собственными задницами. Раз уж самого принца секли, то и для его свитских получить такое же наказание стало уже делом чести, в чем им активно способствовали их отцы, берущие пример с самого императора.
Хотя годы теперь были как будто мирные, напряжение вокруг империи все нарастало. После присоединения Кеторны никто из ее соседей не мог чувствовать себя в безопасности. Старые распри были забыты, и возник антиимперский союз, не решающийся перейти к реальным боевым действиям, но охотно развернувший идеологическую войну. Все громче звучали речи, что новоявленный император явно вступил в связь с дьяволом, чем и объясняются все его невероятные военные успехи. Мечи и доспехи его воинства, что оказались крепче стали, по мнению недоброжелателей, были получены Реем из того же источника. Имперские власти, конечно, яростно все отрицали, но далеко не всех могли убедить.
В таком противоборстве прошло три года. Самым значимым событием этого периода стало посвящение в рыцари Тенвея. Четырнадцатилетний парень, кое-как освоивший военную премудрость, наконец-то избавился от розог и получил земли во владение. Увы, это было всего лишь баронство Тарбот, уже не нужное Марнею, которые охотно отказался от баронского титула в пользу младшего брата. Тенвей, в тайне рассчитывавший на герцогство, был очень разочарован. Его обида на старших братьев только возросла.
Кризис наступил, когда враги империи смогли перетянуть на свою сторону Первосвященника. Глава всей Церкви, наместник Бога на Земле, стал угрожать Рею отлучением, требуя покаяться в связях с нечистой силой и отказаться ото всех плодов сотрудничества с ней, прежде всего вернув изгнанному кеторнскому королю его законные владения. Император на шантаж не поддался и пошел на раскол. Он созвал церковных иерархов со всех имперских территорий, и под его давлением они объявили о выходе из подчинения Первосвященнику, образовав свою автономную церковь, главой которой внезапно оказался избран Палей, которому только недавно минуло тринадцать лет!
Церковники во всех странах испытали шок. Ну да, по древним законам именно в тринадцать лет наступало церковное совершеннолетие, поскольку по преданию сам Спаситель начал проповедовать в этом возрасте и ему внимали даже убеленные сединами мужи. Ну так то Спаситель, а в сложившейся церковной практике не бывало еще предстоятелей столь юного возраста. Но император поломал все традиции, протолкнув на высший пост младшего братца, и ни среди аристократии, ни в церковной верхушке не нашлось желающих открыто ему перечить. Некоторые рядовые священники все же отказались признавать раскол и подчиняться Палею, но им быстро заткнули рты.
Но где не было явного сопротивления, там росла и искала выхода тайная злоба. Рей слишком многим наступил на любимые мозоли, чтобы не нашлось желающих от него избавиться. Но как? Охрана бдила и не подпускала нанятых убийц ни к нему, ни к Марнею, попытки отравления тоже закончились крахом. Чертовы алхимики, которых так привечал император, нашли способы распознавать любые известные яды, в том числе и долгого действия, которые нельзя было сходу выявить, просто попробовав пищу перед тем, как подавать ее на стол. Покушавшиеся на Рея были выявлены и покараны, но расследователи не добрались до верхушки заговора, и заговорщики продолжали строить планы.
Нужно было найти человека, вхожего к императору, которого при этом не воспринимали бы всерьез. И такой человек во дворце был - пятнадцатилетний уже Терней, барон Тарбот, изобиженный на старших братьев, глуповатый и страдающий от болезненных амбиций. Заговорщики сперва смогли завербовать некоторых окружающих его шалопаев, а через них вышли и на самого принца. Им удалось внушить Тернею, что он станет спасителем страны, если наденет на себя императорскую корону. В обмен на помощь в этом деле юноша готов был покончить с самостоятельностью имперской церкви, вернув ее в подчинение Первосвященнику, и восстановить независимость Кеторны, передав власть над ней ее законным королям.
На пути к власти стояли Рей, Марней и его малолетний сын. Терней был слишком трусоват, чтобы попытаться заколоть обоих старших братьев кинжалом на какой-нибудь семейной трапезе, да и вряд ли сумел бы это сделать. Ткнешь одного, так другой с ним и голыми руками справится! Иное дело - подсыпать яд в салатницу, откуда черпают ложками все, предварительно приняв противоядие. Никто его сразу не заподозрит, а когда братьям поплохеет, будет уже поздно! Останется карапуз, но его-то как раз и заколоть можно.
План, возможно, и сработал бы, будь Терней более воздержан на язык. Если старших братьев он боялся, то к Палею привык относиться снисходительно и был свято уверен, что этот блаженный настолько погружен в свою книжную премудрость, что просто не воспринимает того, что творится в реальной жизни. Подшучивать над новоявленным предстоятелем вошло у него в привычку, и как-то он поинтересовался у младшего брата, что тот скажет, если вдруг предстанет перед Богом? Палей ответил, что он туда не спешит, поскольку не завершил еще своих земных дел, на что Терней возразил, что никому не дано определять время своей кончины. Вот так вот ходишь, коптишь небо, а потом вдруг раз - и откинул копыта! Палей тогда отделался примирительной фразой, что все, мол, в руке Божьей, и поспешил уйти, но слов брата не забыл. Ближайшей же ночью его посетил страшный сон, показавшийся мальчику пророческим, и утром он попросил Рея о приватной аудиенции, чего ранее не делал никогда. Удивленный император отказывать не стал и, едва они уединились, задал вопрос, что так встревожило брата.
- По-моему, у меня был вещий сон, - промолвил Палей. - Наш брат Терней хочет нас отравить.
- Вот этот трус? - удивился Рей. - Ты уверен?
- Да, - произнес Палей и пересказал брату странный разговор с Тернеем.
- Действительно подозрительно, - протянул Рей. - Но почему именно яд?
- Но ты же сам сказал, что он трус. Не с мечом же ему на тебя идти?
Рей хмыкнул и признал правоту брата, после чего стал внимательнее наблюдать за Тернеем во время всех встреч, посвятив в свои подозрения и Марнея. Как-то раз, притворившись пьяными, они усыпили таки бдительность младшего брата, и тот рискнул незаметно подсыпать что-то в салат, после чего стал предлагать братьям его попробовать. Тут же набежали стражники, испорченное блюдо унесли алхимикам на анализ, а незадачливого отравителя отвели в дворцовую темницу.
На следующий день, когда яд был выявлен, Тернея ждала дыба. Он и детских розог-то боялся чуть ли не до смерти, под кнутом же поплыл сразу и быстро сдал всех известных ему заговорщиков, а это были вовсе не рядовые люди. По стране пошли аресты церковников и аристократии, отловили и нескольких иностранных шпионов, таким образом, заговор был разгромлен наголову. Разъяренный император конфисковал земли у всех вовлеченных в него родовитых семейств и устроил разорительные набеги на территории соседей, поддерживавших заговорщиков.
Судьбу Тернея братья решали сообща, выставив из кабинета Рея всю челядь и затворив двери.
- Все же жалко его, дурака, - промолвил Марней. - Охмурили его эти сволочи, наплели всякой чуши, вот он и повелся...
- Ну, не такой уж он был и слабоумный, - возразил Рей. - Что окружение у него было паршивое, не спорю, так он сам его себе по вкусу подобрал, мы ему никого не навязывали и, может быть, зря. И нечего его жалеть, он-то тебя не пожалел, да и сына твоего жалеть не собирался. Если оставить его в живых и куда-то выслать, да даже и заточить, все равно вокруг него станут виться все, кто нами недоволен, стражу будут подкупать, побег готовить... И все вокруг будут знать, что у империи есть слабое место, и целенаправленно туда бить. Нужен нам этот геморрой?
- А если он поклянется больше не претендовать на власть и не причинять нам вреда? - предложил Марней.
- И ты поверишь его клятвам? - усмехнулся Рей. - Я так нет!
Поскольку мнения разделились, старшие братья дружно уставились на Палея, пока еще ничего не высказавшего. Не поднимая глаз, юный церковный предстоятель выдохнул:
- Мне по статусу надлежит проявлять милосердие, но Рей прав: предавший раз будет предавать и дальше. Пусть судьбу Тернея решает Бог.
- На земле? - уточнил Марней.
- На небе, - отрезал Палей.
- Стало быть, казнь, - подвел итог император. - Хотя отравителей раньше было принято сажать на кол, проявим к нему милость и казним мечом, как дворянина. Других знатных заговорщиков - тоже, а остальных можно и повесить.
На том и порешили.
Достойно принять смерть Терней так и не сумел. Он начал истерить еще в темнице, откуда его пришлось извлекать силой, орал проклятия и рвался из рук стражников, когда его затаскивали на эшафот, никак не хотел укладываться на плаху, так что удерживать его там стражникам пришлось втроем. И лишь отделившись от тела, голова его застыла в немом крике. Марнея чуть не стошнило от этого омерзительного зрелища, Палей во время всей казни не отрывал глаз от земли и не проронил ни слова, и лишь Рей оставался спокоен и руководил всем процессом. Лишь дождавшись, когда вздернут последнего из заговорщиков, он покинул дворцовую площадь, на которой проводилась казнь. На душе у него было муторно.