Быть полноценным хозяином замка оказалось делом крайне муторным, особенно когда у тебя еще и хозяйки нет. Корун, разумеется, по-прежнему управлялся со стражей, но в хозяйственные дела больше не встревал, и вся замковая челядь шла теперь за указаниями лично к Марнею. Ну и что он мог им умного посоветовать? С ужасом думая, как это столько лет выносили его отец с матушкой, юноша старательно делал вид, что находится в курсе всех дел, позволяя при этом слугам действовать по собственному разумению. Они же не новички здесь, давно уже знают, как и что надо делать, вот пусть все и идет, как шло раньше, авось, хуже не станет. А вот чем ему точно придется заниматься самолично, так это воспитанием младшего брата.
С отъездом Рея Тенвей, наконец, облегченно выдохнул и решил, что может вернуться к своим прежним делишкам. Марнея за угрозу он почему-то не воспринимал, хотя и задираться не рисковал, все же слишком большая разница в возрасте. Но его мальчишеское достоинство, многократно униженное Реем, требовало какой-то компенсации, а тут под рукой оказался младший братик, которого, казалось, можно безнаказанно третировать.
У Палея никаких общих интересов с братом не было, он даже во двор замка почти не выходил и лишь на завтрак и обед появлялся в трапезной. Тенвей дразнил его книжным червем и слабаком, но не получал в ответ никакой реакции. Ища, к чему бы еще придраться, он заметил, что брат настолько неуклюж при еде, что то и дело сажает себе на одежду жирные пятна и даже частенько промахивается, наливая себе из кувшина воды в бокал. Теперь он стал обзывать Палея поросенком и криворуким, а когда и это не вызвало ответной реакции, принялся приучать брата к порядку тумаками и таки сумел довести его до слез. На его беду, всхлипывающего Палея заметил Марней и, конечно же, учинил дознание, кто и за что посмел обидеть младшего. Несмотря на попытки Тенвея отрицать свою вину, он был уличен слугами и приговорен Марнеем к порке, на которую, разумеется, не пошел, по привычке спрятавшись в кладовке, но там его, конечно же, обнаружили и силой доставили пред очи старшего брата.
Вид братца, извивающегося в руках слуг в надежде как-то выкрутиться и сбежать, был отвратителен. Марней понял, что либо он сейчас заставит этого шкета подчиниться, либо окончательно утратит авторитет в его глазах, и тогда воспитывать сопляка будет бесполезно. Двери зала были закрыты, так что никуда Тенвей отсюда не денется. Марней приказал слугам отпустить брата и уставился на него тяжелым взором.
- Разве я разрешал тебе трогать Палея?
Молчаливое сопение в ответ.
- Разрешал или нет?!
- Ну, не разрешал...
- Тогда почему ты к нему пристаешь?
- А чего он ведет себя как поросенок...
- Как может, так и ведет, и не тебе его воспитывать! Запомни это раз и навсегда! А для лучшего усвоения ты сейчас сам разденешься догола, уляжешься на лавку и получишь внушение.
- Еще чего... - Тенвей подался назад.
- Пока сам не ляжешь, отсюда не выйдешь, - пригрозил Марней. - И никакой тебе еды и питья. Ну?
Брат упрямо замотал головой и отошел еще дальше.
- Ну, сиди здесь, пока не поумнеешь.
Марней приказал слугам запереть брата в зале, поставив ему ведро для отправления естественных надобностей, но не кормить и не поить, пока не позволит себя выпороть.
Тенвей сперва упрямился и голоса не подавал, но к вечеру проголодался и стал хныкать из-за двери, чтобы ему дали поесть или хотя бы попить. Марней посетил затворника и в ответ на жалобы показал ему на лавку. Боязнь боли была пока сильнее жажды, и Тенвей вновь забился в угол. Ну, пусть еще посидит.
На ночь мальчишку никто не выпустил, и вместо мягкой постели ему пришлось спать на той самой лавке, на которую он так не хотел ложиться. К утру живот у него подводило, а горло совсем пересохло. Он в отчаянии принялся стучать в дверь, чтобы принесли хотя бы воды, но вместо слуг явился все тот же жестокосердный Марней.
- Ну, что надумал?
Расплакавшись, Тенвей стал умолять брата дать ему хотя бы попить, а не то он умрет от жажды.
- Раз можешь пускать слезы, значит, пока не обезвожен, - констатировал Марней. - Посидишь еще, пока не образумишься. Мои условия тебе известны.
- А можно сперва воды, а потом на лавку? - попробовал торговаться Тенвей.
- Нет, сперва на лавку, а потом уж пей, сколько влезет.
Перспектива и дальше сидеть здесь без воды страшила уже сильнее боли. Подвывая от жалости к себе, измученный Тенвей скинул всю одежку и растянулся на ненавистной лавке. Марней еще и крепко привязал его за лодыжки и запястья, после чего ушел за розгами.
Что драть братца ему придется самолично, Марней понял давно. Рей, в конце концов, тоже всегда сек их сам, не поручая слугам. Возвращаясь в зал, юноша захватил с собой несколько хорошо вымоченных прутьев и кувшин с водой. Распластанный на лавке брат поднял голову, увидел розги и обречено закрыл глаза. На его тощих белых ягодицах еще можно было разглядеть следы от предыдущих порок, учиненный Реем. Ну что ж, пора обновить засранцу впечатления. Выбрав прут, Марней размахнулся и нанес первый удар.
На белом фоне вспыхнула красная полоса, пересекшая обе ягодицы. Брат дернулся и тихонько взвыл. Ага, значит, это еще не сильно. Марней стал хлестать сильнее, заставив братца вопить во все горло. Скоро на маленьком заду уже не осталось свободного места, новые полосы пересекались со старыми, и на местах пересечений стали выступать капельки крови. Тенвей уже изорался, осип и даже почти не дергался, смирившись со своей судьбой. Юноша понял, что порку пора кончать, и отшвырнул измочаленную розгу.
У отвязанного, наконец, мальчугана не хватило сил даже подняться с лавки. Марнею пришлось отпаивать его водой и обрабатывать просечки. Брат не сопротивлялся и даже не пытался отстраниться, а, наоборот, льнул к Марнею, словно именно в нем видел теперь спасение ото всех своих бед. Когда шкет немного отошел от болезненных ощущений, юноша помог ему встать и одеться. Ходить Тенвей сейчас мог только в раскорячку, но пустой желудок требовал свое, и мальчик поковылял в трапезную, а не отлеживаться в свою комнату. Есть, разумеется, пришлось стоя, но это была наименьшая из его бед.
Вечером Марней посетил брата в его спальне. Тенвей был сейчас не в том физическом состоянии, чтобы убегать и прятаться, и даже не встал с кровати, на которой лежал на животе, только взор его стал каким-то обреченным. Марней склонился над ним и дружески потрепал за отросшие на затылке вихры.
- Ну, надеюсь, понял теперь, что трусость ни к чему хорошему не приводит?
Братец осторожно кивнул.
- Не будешь теперь пытаться сбежать от заслуженной порки?
- Не-а, - замотал головой мальчуган и тут же тревожно осведомился: - А что, теперь всегда так будет, ну, без еды и питья?
- Пока не научишься достойно принимать наказание.
- А вас с Сантеем Рей тоже так наказывал? - вдруг осмелился спросить Тенвей.
- Имеешь в виду розгами? Да, как и тебя, и нам даже больше доставалось, поскольку мы старше. А еды нас не лишали, поскольку мы от наказания не бегали. И тебе пора лечиться от трусости, а то какой из тебя в будущем рыцарь выйдет? Разве что наемный убийца из тех, что стреляют из засады и тут же удирают, чтобы не поймали. Только ведь и таких ловят и потом казнят.
Тенвей нахмурился, размышляя. О своем будущем он пока редко задумывался, поскольку такие мысли ни к чему хорошему не приводили. Рыцарем, конечно, стать хотелось, но... Но вечные странствия с наймом в охрану то к одному, то к другому сеньору были пока не по нему, собственный феод не светил никак, да и свою трусость он прекрасно осознавал, а кому нужен такой боец? Увы, никаких иных перспектив у него все равно не проглядывалось. Придется бороться со своими инстинктами и покорно принимать порки, учиться владеть оружием и ездить верхом, чтобы, когда вырастет, суметь заработать себе на кусок хлеба. Родителей нет в живых, а Марней, из прежнего пентюха вдруг ставший решительным и жестким правителем, похоже, уже от него не отстанет. Страдать от голода и жажды больше не хотелось совсем, уж лучше привычные розги! Вот только почему он один должен страдать? Палея, вон, никто не дерет и даже к физическим упражнениям не принуждает!
- А из Палея тоже рыцаря не выйдет, - пробурчал он.
- Не выйдет, - согласился Марней. - Так он и рожден для другого. Если бы у нас с тобой, братец, были бы такие же способности к наукам, нас бы тоже учили не мечом махать. Но на деле имеем то, что имеем. С мечом и конем ты управишься, когда подрастешь, все задатки у тебя для этого есть, а вот что касается грамоты, тут я что-то не уверен.
Тенвей хмуро кивнул. Крыть, увы, было нечем, грамота у него действительно не очень-то шла.
- Ну так будешь меня слушаться? - спросил Марней.
- Да, барон, - выдохнул Тенвей.
Еще раз погладив брата по голове, Марней ушел. Малец, конечно, пока плохо управляем, но, кажется, уже морально готов бороться со своими пороками. Даст Бог, и из него вырастет что-то приличное, если он, старший, не даст парню спуска.