На следующее утро, выпросив у воспитательницы зеркало, Фест нашел укромный уголок, где смог, наконец, без лишних глаз осмотреть пострадавшее место. Общая краснота уже спала, и лишь следы от прутьев ярко выделялись на фоне бледной кожи. Фест даже пересчитал их и убедился, что Дима не ошибся - их было ровно два десятка. Они и не пересекались почти и теперь практически даже не болели, ну, если не считать легкого зуда, и вообще выглядели сейчас как какое-то экзотическое украшение. Ну, есть же любители наносить себе на тело красочные временные рисунки, которые потом можно смыть по желанию! Фест не сомневался, что и эти полоски скоро сойдут, оставив лишь неприятные воспоминания.

А такие ли уж, кстати, неприятные? Да, было очень больно и к тому же унизительно, когда тебя лупит по голой заднице незнакомый мужик, да еще на глазах у твоих друзей, а ты при этом ревешь во весь голос и заливаешься слезами! Вот только боль эта преходяща, а стыд... А перед кем тут особо стыдиться-то? Этого мужика он больше никогда не увидит, и на родине никто не узнает, что он с ним, с Фестом, сотворил. Друзья, конечно, все видели, но и он видел их всех в таком же состоянии и вел себя во время порки ничуть их не хуже, так что ни у кого тут нет повода дразниться. А посторонним они ничего не расскажут, поскольку у самих, как тут говорят, "рыльце в пуху".

Фест вспомнил вдруг, что по мнению корифеев психологических наук у него после такого потрясения непременно должен был развиться посттравматический синдром. Он даже помнил все его симптомы, но, удивительное дело, ничего подобного у себя не наблюдал. Друзья в том, что ли, виноваты, которые сумели ему внушить, что перенесенная порка это еще не конец нормального существования, а всего лишь преходящая неприятность, мол, с кем не бывает? Ну, попался, ну, выдрали, можно сказать, списали с тебя так грехи по младости лет, и живи теперь дальше, только не вздумай повторять! Но он же не дурак какой, чтобы, как тут принято говорить, дважды наступать на одни и те же грабли!

А раз так, то с ним в итоге останутся лишь крепкие ощущения, которые он, конечно же, не позабудет до конца своей жизни. И как воровал чужую собственность, и как его за это стыдно и больно наказали. Никто из его сверстников на родине через такое не проходил и никогда не пройдет, так что теперь у него есть недоступное им тайное знание, которым он, правда, может и поделиться под большим секретом или, действительно, устроить такое же испытание для какого-нибудь героя из придуманной им игры. Ну да, детей к этой игре никто, конечно, не подпустит, но есть ведь еще и взрослые, которым не запретишь и которые сами никогда ничего подобного в жизни не испытывали! Догадаются ли они, что это не просто буйная фантазия автора, а реально перенесенная им процедура? А если догадаются, то будут ли хранить эти догадки при себе? Да будут, конечно, ведь одно такое предположение выглядит жуткой дискредитацией, за которую можно много слупить по суду, если он, Фест, сам не признается, что это было. Но он, конечно, будет хранить молчание, лишь давая этим почву для слухов. Одни эти слухи сделают его жутко популярным! За каждой его работой будут теперь пристально следить и раскупать придуманные им игры в надежде обнаружить там еще что-нибудь такое.

Фест вдруг ясно осознал, что теперь свою миссию может считать блестяще выполненной. Все, что необходимо для продолжения активной творческой деятельности, он уже получил, теперь можно расслабиться и отдыхать весь оставшийся здесь срок.

Отдыхать ему, однако, не дали. Вместо всяких интересных занятий пришлось вместе с друзьями собирать мелкий мусор по всему лагерю. Фест бурчал под нос, что на его планете этим давно уже занимаются исключительно роботы, но отлынивать не рисковал. В конце концов, раз они сообща пошли на эту авантюру с черешней, то и расхлебывать ее последствия тоже следует сообща. Его тут уже считали своим парнем, так что не стоит портить о себе впечатление напоследок. Ну, не такой уж он и белоручка, чтобы брезговать всякие грязные бумажки подбирать!

Товарищи по отряду, видя их, конечно, подшучивали, они дружно отшучивались в ответ и, несмотря на отсутствие трудового энтузиазма, работу свою все же выполнили не так уж и халтурно. Фест даже пофантазировать успел на тему "человек в роли робота". Все, казалось, складывается неплохо, и лишь к вечеру они вдруг вспомнили, что завтра-то банный день!

Вообще-то Феста с самого начала малость шокировало то, как здесь проводятся необходимые санитарные процедуры. Никаких тебе персональных санузлов и, главное, почти никакой приватности! Ладно хоть в туалете отдельные кабинки отгорожены, где можно сходить по большому, хотя через тонкие фанерные стенки решительно все слышно, но по малому пацаны там частенько ходят друг у друга на виду, ничуть при этом не стыдясь. Ладно общий умывальник, где можно ополоснуться только выше пояса и отдельно ноги обмыть, а все остальное либо в речке мой, либо жди, когда поведут в баню, которая бывает лишь раз в неделю, а душей в домиках не предусмотрено. Так ведь еще и в баню ту вас загоняют мыться сразу всем отрядом, хорошо хоть для мальчиков и девочек отправляют в разные помещения!

Фест уже года два как считал себя достаточно большим, что нуждаться в чьей-то помощи при мытье собственной персоны, и с тех пор осуществлял эту процедуру исключительно приватно. Тут же приходилось заниматься всем этим в обществе товарищей по отряду, да еще под непременным присмотром вожатого, следившего, чтобы они не расшалились. Да еще и душевых рожков на всех сразу не хватало, так что намылишься и жди, пока подойдет твоя очередь. И, конечно же, все друг на друга пялятся, потому что где еще увидишь сверстников без ничего?

Единственная радость, что здесь можно было сравнить себя с местными ровесниками. И результаты этих сравнений Фесту вполне пришлись по душе. Оказалось, что он ничем особо не отличается от земных мальчишек, ну, кроме цвета глаз, а телосложение у него даже лучше, чем у большинства, так что стесняться тут следовало бы им, а не ему.

Но все это было раньше, когда его ягодицы не пересекали вот эти вот красные полоски. Ну и как их тут, спрашивается, утаишь? От посещения бани просто так не откажешься, погонят насильно, а если сказаться больным, так отправят в лазарет, где все это увидит врач и потом, конечно же, всем раззвонит. И мыться в трусах - тоже не выход, потому как здесь так не принято, и на стеснительность сослаться не удастся, ведь раньше-то уже раздевался безропотно, а теперь, спрашивается, что изменилось?

Короче, в баню Фест отправился в самом унылом расположении духа, словно шел на эшафот. Ему заранее представлялось, как все показывают на него пальцем, вслух гадают, откуда у него эти "украшения", потом, конечно, обо всем догадываются и начинают хором дразнить... А вожатый Степан, небось, еще и целый допрос по этому поводу учинит! Несколько успокаивал его лишь тот факт, что трое его друзей будут ровно в том же положении и, следовательно, внимание публики разделится между всеми четырьмя. Исходя из этих соображений, он старался нигде не отходить от своих приятелей, и раздевался, и намыливался, и пену с себя смывал рядом с ними.

На деле ситуация оказалась куда лучше той, что он себе нафантазировал. На них, конечно, пялились, и даже с ухмылками, но комментариев не отпускали. Степан, разумеется, тоже все заметил и пробормотал, что теперь-то он понимает, в каком таком "лесу" они намедни так задержались, но тут же с усмешкой произнес, что он, мол, ничего не видел.

Одеваться в предбанник они вывалились уже без Степана, который там что-то за ними домывал. И вот тут действительно начались расспросы, но... Но никто и не думал смеяться! Напротив, пацаны им всячески сочувствовали, поносили жмота и куркуля Трапезникова, с интересом выпрашивали подробности и даже просили разрешения потрогать следы от прутьев, а потом щупали их осторожно и уважительно. Фест с потрясением обнаружил, что их четверых тут, похоже, воспринимают как героев! Именно как героев, а не безвинных жертв насилия со стороны взрослого мужика! Ну и что ему теперь, спрашивается, было делать? Врать, как он стоически держался во время порки? Дима, вон, уже соловьем разливался на эту тему! И его ведь слушали. Ну что за люди, а? Фест с огорчением осознал, что за дни, проведенные в лагере, он так и не сумел по-настоящему понять души окружающих его ребят.

А вот его сверстники на родине так точно бы себя не повели! Да, они все стараются выглядеть порядочными, сознательными и не агрессивными, чтобы их не заподозрили в чем-нибудь нехорошем и не принялись "лечить" от асоциального поведения, но если обнаружится повод обратить внимание взрослых на чужой проступок, они охотно это сделают, чтобы просто казаться лучше на фоне провинившегося. Вот только, если сравнивать с земными ребятами, то окажется, что они там просто трусы, ябеды, лицемеры и слюнтяи! Ему было неприятно так о них думать, все же это, как-никак, его соплеменники, но Фест всегда старался быть честным хотя бы перед самим собой.

Итак, все его страхи оказались зряшными, но Фест все же не готов был превращать позор в триумф. Скромно отделавшись от расспросов несколькими не значащими фразами, он поспешил одеться и покинуть предбанник, а то у входа уже толпился следующий отряд. Демонстрировать свои "украшения" еще и им он точно не собирался!

На обратном пути к отрядному корпусу Степан вдруг положил Фесту руку на плечо и промолвил, что "шрамы украшают мужчину". Ну, относительно вожатый, конечно, малость переборщил, но суть этой сентенции Фест понял. Настоящий мужчина обязательно должен пройти в жизни через суровые испытания! Такова, стало быть, местная мораль. У него на родине к этому относились совсем иначе, но мальчик уже начал проникаться земными представлениями.

Фест решил для себя, что все испытания, доступные здесь для мальчишки его возраста, он уже прошел и нет смысла дальше рисковать. Оставшиеся до отлета на родину дни лучше просто наслаждаться жизнью в компании сверстников, благо, авторитет среди них он себе вполне обеспечил.