Аугена с малых лет тянуло к оружию, и когда, наконец, ему в руки вложили пока что еще деревянный тренировочный меч, счастью его не было предела. Он охотно занялся фехтованием, а когда еще немного подрос, начал упражняться с луком и копьем. Принц грезил о рыцарской славе даже больше, чем о деяниях во главе государства. Его воспитывали как наследника и уже приглашали иногда на заседания Королевского Совета, но взрослые разговоры были скучными и непонятными, принц вертелся на своем стуле и только и мечтал, чтобы поскорее отсюда удрать.

Книжная премудрость ему тоже не давалась, и он всячески отлынивал от уроков. Когда в восьмилетнем возрасте его все же удалось засадить за учение, Рохан заодно решил начать обучать грамоте и младшего сына, хотя учитель из монахов и сомневался, что пятилетнему малышу учение пойдет впрок. Но Ганебис оказался на удивление понятливым и усидчивым, так что быстро догнал и обогнал старшего брата. Аугена сперва задевало, что он пишет и читает хуже, чем младший братишка, но потом он плюнул на это дело, решил, что каждому свое, и для самоутверждения обозвал брата Писцом. А Ганебис и не протестовал. Писец так Писец, соперничать с братом в воинском искусстве он не собирался, как и тот конкурировать с ним в грамотности.

Рохан следил за успехами сыновей и все больше дивился. Ауген вел себя как будущий рыцарь и полководец, именно так, по мнению большинства придворной знати, и следовало вести себя королевскому наследнику. Ганебис же, которому по предсказанию и надлежало стать великим воителям, не проявлял никакой тяги ни к оружию, ни к охоте, ни даже к подвижным играм со сверстниками. С последними он сперва пытался как-то общаться, вот только обращался к ним с такими заумными речами, что они решительно отказывались его понимать. Не найдя в ровесниках достойных собеседников, Ганебис плюнул и отдалился от своей будущей свиты, зато стал приставать к ученым монахам, дабы они обучили его иностранным языкам. Языки полезны будущему монарху хотя бы для дипломатии, так что Рохан тут ничего против не имел, но восьмилетний тогда Ганебис взялся за их изучение как-то уж слишком рьяно, за год научился читать сразу на пяти и буквально поселился в королевской библиотеке, где различных ученых трудов накопилось предостаточно. В большинство из них и сам Рохан ни разу не заглядывал.

Просвещенный король - это, конечно, хорошо. Вот только согласятся ли куда менее образованные вассалы подчиняться человеку, который и с мечом-то не умеет как следует обращаться? В Витании искони считалось, что король - это прежде всего предводитель войска на поле боя, и только потом уже все остальное. По всему выходило, что это именно Аугену предпочтительно было бы наследовать трон, а Ганебису лучше избрать себе духовную карьеру, как это часто делали младшие сыновья мелких феодалов, чтобы не дробить родовые земли. Не ошибся ли Дебенус в своих предсказаниях? Вот только как его спросишь, когда он уже успел опочить?

Отбросив подозрения, Рохан твердо решил воспитывать как наследников обоих своих сыновей. Десятилетнему уже Ганебису было строго внушено, что негоже будущему правителю целыми днями рыться в пыльных книгах, надо и тело свое тренировать, и, конечно же, уделять время обучению воинскому мастерству. Принц возражать не стал, но занимался из рук вон плохо, просто время тянул и игнорировал все замечания наставников. Ну да, известно же, что достаточно одного человека, чтобы привести лошадь к воде, но и целый десяток не заставит ее напиться. Наставники жаловались Рохану, тот регулярно отчитывал принца, но ничего не менялось. Наконец, выведенный из себя Рохан пригрозил Ганебису, что в следующий раз высечет его за леность розгами.

По законам Витании наказать наследного принца поркой мог только самолично король. Когда-то давно подобные наказания действительно применялись в королевской семье, но давно уже вышли из обращения, и самого Рохана так не наказывали ни разу. Но он и таким упрямцем в детстве не был! Рохан надеялся, что хоть такая угроза проймет, наконец, Ганебиса, но на следующем занятии принц продолжал саботировать все указания наставников, и стало понятно, что обещание придется выполнять, иначе пострадает королевский авторитет и не только в глазах самого вздорного мальчишки.

Порку Рохан решил провести в своем рабочем кабинете, куда загодя принесли и лавку для укладывания наказуемого, и хорошо вымоченные розги в бадье. Перед наказанием Рохан попробовал все же достучаться до сознания сына.

- Почему ты так упорно отказываешься упражняться в фехтовании и стрельбе из лука?

- Потому что чувствую, что это не моя стезя, - ответил Ганебис, не поднимая глаз на отца.

- Тогда ты должен помнить, что я обещал тебе за непослушание. Раздевайся догола и укладывайся.

Ганебис безропотно скинул с себя всю одежду, растянулся на лавке и дал себя привязать за щиколотки и запястья. Стройное тело мальчугана, с которого уже начал пропадать детский жирок, но еще не наросли серьезные мускулы, казалось особенно беззащитным. Рохан, конечно, практики в порке не имел, но был уверен, что заставит сына заорать с первого же удара.

Зря надеялся. Ганебис дернулся в путах, когда розга опустилась на самую выступающую часть его ягодиц, но сжал зубы и задушил в себе крик. Последующие удары тоже не заставили его раскрыть рта. Принц корчился под розгой, тяжело дышал, даже заливался слезами, но упрямо продолжал молчать. Лишь когда его ягодицы и бедра стали сплошь красными от пересекающихся рубцов, он, наконец, выдал что-то похожее на жалобный вскрик. Рохану уже самому стало жалко сына, и он предпочел принять этот звук за свидетельство капитуляции и раскаяния. Ганебис был отвязан, невнятно пробормотал извинения и получил королевское прощение. Глаз мальчик при этом старательно не поднимал, иначе король, чего доброго, понял бы, что сын и не думал смиряться и лишь затаил обиду.

Несколько дней после этой жестокой порки Ганебису пришлось отлеживаться, потом он все же приступил к занятиям и даже старательно демонстрировал энтузиазм, вот только его успехи во владении оружием от этого не сильно улучшились. Наконец, не выдержали сами наставники, заявив королю, что младший принц ни одного движения не может выполнить точно, как бы ни старался, и, следовательно, в принципе не обучаем. С тяжелым сердцем Рохан все-таки вынужден был прекратить эти бессмысленные занятия.

Принц с облегчением вернулся к своим книгам, но уже и не только к ним. Он все чаще стал заглядывать в ремесленные мастерские, в замковый лазарет и в башню, где работал королевский алхимик, жадно расспрашивая мастеров и лекарей о премудростях их ремесла. Знания он хватал на лету, хотя руками сам ничего сделать не пытался. Ну да, все в замке уже знали, что у бедняги все из рук валится. Но память у Ганебиса была поразительная, а упрямства хватило бы на десять ослов.

В двенадцать лет он выпросил у матери денег на собственную алхимическую лабораторию и стал чем-то там заниматься. Без помощников, понятное дело, было не обойтись, и он наконец начал общаться со сверстниками, вот только сплошь подлого звания, из детей замковой прислуги, поскольку юные аристократы подобные занятия считали ниже своего достоинства и даже откровенно смеялись над Ганебисом у него за спиной.

Сам Ганебис результатами своих опытов, впрочем, оставался недоволен. Он стал расспрашивать отца об известных зарубежных ученых и нельзя ли их как-нибудь пригласить в Витанию, ничего в итоге не добился, вроде бы даже смирился, но стал как-то странно себя вести. Теперь он часами сидел неподвижно, приняв странную позу и закрыв глаза, а на расспросы отвечал, что беседует в это время с Господом. Это уже тянуло если не на ересь, то на невероятную гордыню. Святая Церковь в принципе признавала, что особо просветленные мужи способны входить в столь отрешенное состояние сознания, в котором они могут слышать слова Господа. Это была последняя стадия духовного совершенствования перед переходом в звание пророка, и достигали ее только уже весьма возрастные монахи. А тут тринадцатилетний сопляк! Но никаких еретических воззрений Ганебис не высказывал, а все во дворце уже давно смирились с тем, что он явно не от мира сего, так что и эти медитации сошли принцу с рук.

Рохан иногда хмуро думал, что так Витания и в самом деле может обзавестись новым пророком. Вот только пророк не может быть одновременно и ее королем, не бывало таких прецедентов в истории. Ауген, между тем, вышел уже из того возраста, когда помирают от детских хворей, так что помешать ему занять престол после смерти отца мог либо настоящий мор, какого в стране давно уже не случалось, либо гибель на войне или от несчастного случая на охоте. Всякое, конечно, в жизни может быть, Ауген слишком уж бесшабашен, но Рохан все же стал подводить его к мысли, что именно ему, а не брату, предстоит наследовать трон, так что стоило бы ему вести себя поосторожнее. Ауген охотно обещал впредь лучше беречься, но на деле поведение свое не менял.