Глава 4.
Взгляд с другой стороны.

Миран принялся читать, на ходу переводя с не знакомого своим слушателям языка:

"Я, Робус, первый император Катериса из рода Парентов, оставляю сии воспоминания в назидание потомкам.

В 1211-м году от рождества Пророка мне довелось принять участие в Северо-Восточном походе императора Сапатиса, моего дяди по матери. Большинство туземных княжеств сразу покорились нашей силе, приняв вассальную зависимость от империи. Среди отказавшихся подчиниться наибольшую строптивость выказало небольшое Шевское княжество, возглавляемое по слухам не человеком, а неким бессмертным демоном по имени Миран. В своем ответном письме этот Миран требовал от императора обойти стороной его земли, угрожая в противном случае сжечь его и все его войско силой своего гнева. Сапатис не испугался шантажа, но все же обратился за советом к служителям Господа, которые заверили его, что никакому демону не под силу противостоять Божьей воле, а имперской армии покровительствует сам Господь. Удовлетворившись этим, Сапатис приказал своим войскам перейти границы Шеви и взять в осаду его столицу.

Отряд моего отца, князя Парентского, расположился на дальнем краю лагеря осаждающих, в глубине леса, подступающего к самым крепостным стенам. Будучи предоставлен сам себе, я с утра успел облазить все окрестности и обратил внимание, что рядом с нашим шатром, находится небольшой пригорок, а в его основании - отверстие, вероятно, барсучья нора. Самого хозяина норы там уже не было - то ли сбежал, то ли попался кому-то из охотников.

Был уже поздний вечер, когда я улегся спать в отцовском шатре. Сам отец еще не вернулся, поскольку должен был разместить на стоянке подтянувшийся очень поздно арьергард. Проснулся я, когда стены шатра вдруг ярко осветились пламенем. Выскочив наружу, я увидел, что вокруг нас полыхают вековые сосны. Мгновенно поняв, что мне грозит, я рванулся к тому пригорку и постарался залезть ногами вперед в барсучью нору. Взрослый воин туда наверняка бы не втиснулся, но мне в ту пору было всего двенадцать лет, и я был очень тощим. Только это меня и спасло.

Я лежал под толщей земли и наблюдал в отверстие, как бушует адский пламень, видел, как рушатся деревья, слышал ужасные вопли горящих заживо людей и ржание взбесившихся коней. По земле тянуло едким, горячим дымом, и мне стало трудно дышать. Я зарылся носом в землю, но все равно потерял сознание.

Очнулся я уже в окружении вражеских латников, которые выдернули меня из норы как морковку и сумели откачать. Огонь уже затих, и вокруг до самых стен Шеви простиралось одно сплошное пепелище. Меня заставили подняться и погнали к городским воротам. Так я попал в Шеви в качестве жалкого пленника.

Меня и других пленных, случайно уцелевших в огне и попавших в руки шевцев, привели в резиденцию Мирана, служившую одновременно и его храмом. Нас было тут всего десятка два, причем я оказался единственным дворянином, а остальные были простыми латниками или даже обозниками. На наших глазах в храм заносили обгоревшие останки самых знатных аристократов империи. Я опознал тела императора, его сына, а также своего отца, князя Парентского, и понял, что сам теперь волею судьбы стал владетельным князем.

Собравшиеся в храме шевские дворяне дружно преклонили колени, и тут я своими глазами увидел, как из стены над алтарем истекает нечто белое, которое затем сгущается и приобретает очертания мальчика моих лет. Я уже видел это лицо на шевских монетах. Сомнений нет - перед нами предстал сам Миран, тот самый демон, что только что погубил огромную имперскую армию. Он занял кресло, установленное у самого алтаря, и нас, пленников, подвели к нему, заставили опуститься на колени и назвать свои имена. Услышав, что я являюсь племянником покойного императора Сапатиса, шевские дворяне потребовали немедленно меня казнить, дабы извести весь вражеский род под корень. Мне же, чудом уцелевшему в пожаре, очень не хотелось умирать, и я, позабыв о дворянской чести, стал молить Мирана сохранить мне жизнь, клятвенно заверяя, что не имею ничего ни против него лично, ни против его княжества, а просто сопровождал отца в походе. Вероятно, мой вид был столь жалок, что демон вдруг смягчился и заявил, что пощадит меня, если я поклянусь за себя и всех своих будущих потомков, что Паренты никогда отныне не придут с войной в шевские земли и никогда не пошлют сюда своих воинов. Я немедленно согласился принести данную клятву. Тут Миран расчувствовался и пообещал в ответ не трогать ни мои земли, ни моих людей, пока сия клятва не будет нарушена с нашей стороны, но, поскольку клятва эта очень серьезна, она должна быть оформлена в виде специального договора и скреплена кровью, дабы я никогда о ней забывал. А в наказание за мое участие во вражеском нашествии я буду публично высечен розгами, после чего и обрету право подписать данный договор. Меня, владетельного князя, собирались сечь на людях, как какого-нибудь уличного воришку!!! Но я был не в том положении, чтобы протестовать, и потому смиренно сказал Мирану, что готов принять от него любое наказание.

Всю церемонию назначили на следующий день. По требованию Мирана я должен был войти в его храм уже обнаженным, и потому разделся догола перед выходом из той каморки, которую предоставили мне для ночлега. Посмотреть на сечение иноземного князя собрались не только местные дворяне, но и многочисленная городская чернь, и я, войдя в храм с парадного входа, был вынужден идти нагишом по узкому проходу меж выстроившихся людей, которые не стеснялись отпускать в мой адрес сальные шутки. Поднявшись на помост в алтарной части храма, я по приказу назначенного экзекутора улегся на установленную специально для меня лавку и был крепко привязан к ней за руки и за ноги. Явившийся Миран отдал приказ о начале экзекуции. Должен сказать, что до того дня розга никогда не касалась моего тела. Только ощутив жгучие укусы лозин, я осознал, насколько болезненно это наказание. И как я ни старался сдержаться и не уронить своего достоинства на глазах у черни, сие оказалось превыше моих слабых сил, и вскоре я огласил помещение отчаянными криками. На моей спине и ягодицах словно разожгли настоящий костер, и сознание мое начало туманиться от нестерпимой боли.

Но и эти адские муки, наконец, подошли к концу, меня отвязали, подняли с лавки, заставили опуститься на колени перед креслом Мирана и поцеловать розги, которыми меня секли, после чего демон явил мне два экземпляра нашего с ним договора, уже подписанного им самим. Мне принесли перо, смочили его в крови, собранной с нанесенных мне только что ран, и этим пером я подписал оба пергамента. Один из экземпляров тут же вручили мне, а другой Миран лично спалил, провозгласив, что тем самым сей договор попадет прямо на восьмое небо, где ни одна сила не сможет его изменить. Свой экземпляр договора я сохранил и подшил теперь для сохранности в сию рукопись.

Я был очень слаб после порки и не мог самостоятельно передвигаться, и Миран разрешил мне остаться в Шеви до полного исцеления. Шевские дворяне собирались потом немедленно выслать меня за пределы княжества, но их сюзерен, заявил, что отправлять ребенка в долгий путь через земли, полные разбойников, это все равно что посылать его на смерть. А разбоем, как я узнал впоследствии, занялись как местные князья, которые, едва прослышав про гибель имперской армии, тут же позабыли о своей вассальной зависимости от империи, так и наши же солдаты, сумевшие сбежать из горящего леса и оставшиеся безо всякого командования. Миран сказал, готов отправить со мной других наших пленных, которых здесь, в Шеви, тоже намеревались казнить, но только в том случае, если они согласятся принести мне вассальную клятву и таким образом станут моими людьми. Естественно, ни один из них не отказался. В итоге по прошествии нескольких дней я выехал из Шеви во главе небольшого вооруженного отряда, который благополучно доставил меня в наш родовой замок к моей матери и стал впоследствии основой моей княжеской дружины, что пришлось набирать заново взамен той, что погибла в последнем походе. Перед отъездом я упросил Мирана, чтобы он не обнародовал содержание нашего договора за пределами Шеви, ссылаясь на то, что служители нашей Церкви не одобрят моего поступка и это грозит мне большими неприятностями. Демон согласился и на это в обмен на мое обещание, что отныне его враги станут и моими врагами, будь то церковники или князья, совершающие набеги на шевские земли. Должен отметить, что эту устную часть нашего уговора я впоследствии скрупулезно исполнял, наказывая разбойничающих князей и устраняя тех церковников, что поносили в своих проповедях Мирана.

Пока я мирно жил в Паренте, рос и набирался сил, мои дядья в погоне за императорской короной рвали империю на куски. В ходе усобицы творились самые жуткие преступления, никто уже больше не вспоминал о законе, и разбойники ощущали свою полную безнаказанность. Лазутчик, засланный мной в Шеви, доносил, что Миран очень недоволен разбойными нападениями на его земли и уже склоняется к тому, чтобы самолично отправиться наводить порядок. Наш с ним договор защищал от его притязаний только территорию принадлежащего мне Парентского княжества, и кто бы смог помешать ему захватить все остальные имперские земли? Я осознал, что я единственный, кто еще в состоянии спасти нашу державу от гибели, но сделать это я смогу только в том случае, если сам стану императором и, соответственно, все подданные империи будут считаться тогда моими людьми. К счастью, среди аристократических родов Лекамоса еще сохранились вменяемые люди, и мне удалось убедить их возложить императорскую корону на мое чело. С того дня начался мой тяжкий труд по восстановлению порядка".

- Дальше он долго и велеречиво описывает свои военные кампании, поскольку тех его ничтожных, по сути, противников вы все равно знать не знаете, вряд ли вам будет это интересно, так что данную часть его воспоминаний можно и пропустить, перейдя сразу к финалу, - промолвил Миран, перелистывая листки, - ага, вот и он:

"Восстановив единство страны, я стал думать, как я могу отомстить демону за смерть отца и дяди и мое собственное унижение, не нарушив при этом нашего с ним договора. После долгих размышлений мне пришло в голову, что торговые отношения никак там не прописаны. Поскольку Шевское княжество теперь оказалось полностью окруженным моими землями, я сумел установить для него режим торговой блокады, не пропуская туда никаких купцов и не принимая у себя купцов из самого Шеви. При этом всем моим вассалам было приказано беспрепятственно принимать любых переселенцев из Шеви и селить их на своих землях. Мои расчеты оказались верны. Мирана бросили почти все его подданные, и сегодня, когда я пишу эти строки, его окружает лишь кучка стариков, с чьей смертью Шевское княжество обезлюдеет окончательно. Судя по тому, что демон так и не предпринял против меня никаких враждебных действий, его воля реально связана нашим с ним договором. Тем важнее сохранить этот договор в действии на все последующие века. Я завещаю, чтобы все мои потомки воспитывались таким образом, чтобы они всегда осознавали свое ничтожество пред лицом силы, которой они не в состоянии противостоять. Пусть помнят они, что пережил я по воле Мирана, и передают эту память из поколения в поколение. Да не погубит их никогда гордыня, что погубила великого воителя Сапатиса и его прославленных военачальников! Сей договор я сохранил в тайне от подданных, кроме самых доверенных лиц, и отныне он должен передаваться в роду Парентов от отца к сыну. Очередной наследник престола должен быть посвящен в эту тайну по достижении двенадцатилетнего возраста и с той поры всеми силами стремиться, чтобы этот договор не был нарушен никогда, ибо иначе на весь наш род падет проклятие и ничто уже не спасет империю от гнева Мирана".

- Поразительно точные воспоминания, - произнес Миран, закончив чтение, - представляю, в каком шоке был его потомок, когда впервые их прочел. Особенно от осознания, чем он должен расплатиться за перезаключение договора.

- Господин, так вы и Лодиса тоже высекли?! - не смог сдержать своего удивления Илав.

- Разумеется, ведь никакой смертный не может рассчитывать на благоволение Высших Сил, не принеся им жертвы, - усмехнулся Миран. - В случае Робуса, надо признать, жертва эта была не вполне добровольной, но в тех обстоятельствах на иное рассчитывать и не приходилось, а вот Лодис уже точно знал, на что шел. И надо сказать, свою часть договора он скрупулезно выполняет, так что мне даже нет уже нужды постоянно находиться в Шеви. Ровно поэтому я согласился помочь своим друзьям, когда возникла такая необходимость. Ты, мальчик, свою жертву уже принес, она принята, и теперь я обязан исполнить твое пожелание. Остается один вопрос: как лучше это сделать?

- Господин, через неделю наши жрецы будут официально призывать Стража, - промолвил Йихнов. - Если вы явитесь народу во время той церемонии, думаю, ни у кого не возникнет никаких вопросов.

- Хорошо, так и сделаю, - ухмыльнулся Миран. - Их будет ждать большой сюрприз... А вы, мои верные слуги, идите отдыхать, ведь ночь уже идет к концу, и ни о чем не беспокойтесь. Встретимся через неделю.

Закончив эту речь, Миран начал таять, превращаясь в туман, который вскоре втянулся обратно в барельеф. Дед с внуком поспешили покинуть храм, пока не рассвело.