После инцидента с Кирилловым Арнер рассчитывал, что ему больше не придется иметь дел с российской пенитенциарной системой, но проблемы, похоже, находили его сами. На очередной встрече с правозащитниками, состоявшейся после возвращения из Финляндии, его попросили вмешаться в дело журналиста Геннадия Полянцева, обвиненного в распространении наркотиков. По мнению ходатаев, наркотики ему подбросили, а причиной преследований стало то, что Полянцев в ходе проводимого им журналистского расследования раскопал коррупционные связи каких-то очень видных чинов из правоохранительных органов. Во всяком случае, в ходе приватных разговоров он намекал на скорую публикацию им совершенно сенсационных материалов, чего сделать так и не успел из-за внезапного ареста.

Адвоката Любшина, нанятого семьей Полянцевых, самого стали запугивать и, похоже, успешно. Из дела он так и не вышел, но никаких пиар-акций в пользу своего подзащитного не предпринимал и отказывался делиться с кем бы то ни было полученной от оного информацией, ссылаясь на данную им подписку о неразглашении. Члены Московской ОНК пару раз посетили Геннадия в Лефортово, но им не позволили беседовать с ним о чем бы то ни было, кроме условий содержания.

Дело о распространении наркотиков явно казалось шитым белыми нитками, и все знакомые Полянцева были уверены, что в суде оно не устоит, но судья последовательно отвергала все ходатайства защиты и отказалась приобщать к делу результаты независимой экспертизы, доказывавшей, что Геннадий никогда к этой партии наркотиков не прикасался. Показания нескольких опустившихся и, похоже, давно сотрудничающих с полицией наркоманов для суда оказались весомее. Защита, разумеется, подала на апелляцию, и в ее ожидании Полянцев так и продолжал сидеть в одной из лефортовских камер.

Что дело тут нечисто, Арнер понял сразу, но коррумпированные ли силовики тут виной? В конце концов, в ходе борьбы спецслужб порой случалось, что и очень даже высокопоставленные чиновники садились на скамью подсудимых, причем, как правило, именно по коррупционным делам, и Арнер что-то не припоминал, чтобы кому-то из них удавалось устроить такие гонения на ключевых свидетелей. Кто-то совсем уже обнаглел? Причем настолько влиятельный, что способен заставить служить своим интересам и следствие, и прокуратуру, и суд. Вычислить этого деятеля было очень интересно, и прецесс дал согласие заняться делом осужденного уже журналиста.

В Лефортово Арнер явился с солидной свитой из белой охраны. Там, конечно, уже знали, как он чуть ли не с боем проникал в одно из столичных СИЗО, и ступать на те же грабли не хотели, хотя и всячески демонстрировали свое неудовольствие. Скрывать им, конечно, было что: самая знаменитая российская тюрьма, судя по ее оснащению, так и замерла в середине XX века, тут даже горячей воды не было и нормальные туалетные кабинки в камерах не удосужились оборудовать, зато скрупулезно исполняли кучу самых вздорных предписаний, например, обращения заключенных положено было рассматривать целый месяц, даже если они касались выдачи теплой одежды или жизненно важных медицинских препаратов. В камеру Полянцева при этом Арнера сопровождал какой-то очень важный вертухай в чине полковника.

Сразу же приглядевшись к журналисту, Арнер решил, что того здесь по крайней мере не избивали, хотя, возможно, и давили психологически. Осведомившись у Геннадия, как именно того задерживали, и получив в ответ довольно развернутый рассказ, прецесс спросил, не могло ли это быть связано с проведенным самим Геннадием расследованием, и если да, то как можно хотя бы вкратце ознакомиться с результатами этого расследования.

- А я ведь уже посылал вам письмо на этот счет, - признался Полянцев, - как только узнал от адвоката, что вы заинтересовались моим делом.

Арнер никакого письма от Геннадия не получал и потому недовольно спросил сопровождавшего его полковника, как такое могло получиться. Тот признался, что письмо могла не пропустить цензура.

- Срочно вызовите сюда цензора, - распорядился Арнер, - и мне плевать, чем он сейчас занят.

Цензор, по счастью, оказался на рабочем месте, но идти никуда не хотел, и его пришлось доставлять чуть ли не под конвоем.

- Потрудитесь объяснить, - обратился к нему Арнер, - почему вы задержали письмо, адресованное инспектору ООК. Вы обращения в свою российскую прокуратуру тоже так задерживаете?

Цензор осклабился и заявил, что строго следует инструкциям, а там не сказано, что с иностранными должностными лицами можно делиться государственными секретами.

- Это, стало быть, коррупционные связи высокопоставленных чиновников у вас теперь считаются государственным секретом? - зловеще промолвил Арнер. - А вам никогда не приходило в голову, что это пахнет укрывательством преступлений?

Вместо ответа цензор только ухмыльнулся, давая понять, что это их службе решать, что считать преступлением, а что нет. В следующую же секунду он рухнул на пол, получив от Арнера мощный удар по зубам. Поднимаясь с пола и сплевывая кровь, он разразился возмущенной тирадой, что он де заслуженный российский офицер и не позволит, чтобы с ним так обращались!

- Да какой ты офицер, ты жандарм, много о себе возомнившее дерьмо! - заорал в ответ Арнер. - Думаешь, раз погоны нацепил, так уже можешь подтираться конституцией как туалетной бумагой?! Пшел вон, и если я еще раз узнаю, что ты задерживаешь адресованные мне письма, я тебя лично возьму за шкирку и доставлю на суд в Лиановес, где тебе быстро разъяснят, что ждет госслужащих, осмеливающихся манкировать Основным законом страны!

Цензора как ветром сдуло, после чего Арнер попросил Полянцева устно пересказать ему содержание не дошедшего по назначению письма. Тот, помявшись, промолвил, что охотно это сделает, но там изложено не все, что ему стало известно, но оставшуюся часть он не может излагать в присутствии лишних ушей.

- Оставьте нас в камере двоих, - приказал Арнер.

Сопровождавший его полковник тут же возмутился подобному нарушению инструкций и покидать камеру категорически отказался, что с его стороны было не слишком разумным заявлением. Тюремный надзиратель, проходивший в этот момент по коридору, стал свидетелем, как вдруг распахнулась дверь одной из камер и оттуда буквально вылетело полковничье тело, получившее ускорение мощным пинком под зад. За ним из камеры вышли двое очень рослых гвардов, затворили за собой дверь и встали перед ней, пресекая любые попытки кого бы то ни было проникнуть внутрь, пока их шеф ведет там конфиденциальный разговор.

От того, что Арнер услышал от Полянцева, у него буквально волосы встали дыбом. Оказалось, что Геннадий был близко знаком с главой одного из подмосковных муниципалитетов, и тот на условиях конфиденциальности дал ему прослушать записи своих переговоров с очень важным чиновником Администрации Президента и руководителем одного из управлений ФСБ. Из записей явствовало, что от муниципального главы требовали написать заявление об отставке с открытой датой, шантажируя открытием против него уголовного дела, причем по словам собеседников это было обычной практикой в отношении не только глав муниципалитетов, но и избранных народом губернаторов.

- Но этот мой знакомый уже договорился с шантажистами и теперь ото всего будет отпираться, - признался Полянцев.

Чувства, которые сейчас испытывал Арнер, граничили с ужасом. Вот тебе и демократическая страна! Это что же за демократия такая, когда неизвестный народу чиновник с помощью шантажа может вертеть, как хочет, законно избранными прецессами?! Это ж узурпация власти чистой воды! И чего стоят теперь все его, Арнера, усилия по обеспечению честных выборов, если выраженную волю народа можно вот так легко похерить в кулуарах?

- Ты сможешь повторить эти показания перед судебной коллегией ООК? - спросил он Геннадия.

- Смогу, если доживу, конечно, - горько усмехнулся тот. - Здесь, в Лефортово, меня устранить не рискнут, а вот в колонии, там всякое возможно. Какой-нибудь отмороженный зэк ножом пырнет...

- Ну, твоя безопасность - это теперь моя личная забота. Я официально предоставляю тебе гарантии как ценному свидетелю по делу о покушении на основы конституционного строя, о чем извещу ваш суд.

- Ну, они могут и не прислушаться, - промолвил Полянцев.

- Пусть только попробуют... - зловеще пообещал Арнер, прощаясь с Геннадием и выходя из камеры.

Отыскав взглядом кое-как пришедшего в себя полковника, прецесс уведомил о предоставленных им Полянцеву гарантиях и запретил пускать к нему до суда следователей, прокуроров, а паче всего любых сотрудников спецслужб, пообещав собственноручно расстрелять, если в результате такого визита с Геннадием что-нибудь случится.

На заседание апелляционного суда по делу Полянцева Арнер явился лично, объявил о своем вступлении в процесс в качестве защитника и доложил о выявленных им признаках фабрикации данного уголовного дела в целях дискредитации и вероятного последующего устранения важного свидетеля по делу о незаконном захвате власти. Оповестив о предоставленных им официальных гарантиях безопасности, он потребовал освобождения Полянцева из-под стражи вне зависимости от того, будет он признан виновным по рассматриваемому сейчас уголовному делу или нет. Не дожидаясь оглашения приговора, Арнер покинул суд, оставив в зале Дизвига, одного из приближенных своих охранников. Судьи, конечно, поняли, в какую грязь их сейчас втягивают, но, видимо, давление со стороны заказчиков этого процесса было слишком сильным, и им показалось менее опасным пренебречь требованиями инопланетного инспектора. Приговор Полянцеву устоял и вступил в законную силу.

- Не помогло, как видите, заступничество вашего шефа, - сказал Любшин Дизвигу, собирая бумаги. - Теперь надежда только на кассационную инстанцию.

- Мой шеф не из тех людей, чьими требованиями можно безнаказанно пренебречь, - ответил лиановец. - Все причастные к этому приговору еще горько о том пожалеют. А да, как бы там ни повернулись дела, но не пройдет и месяца, как Геннадий окажется на свободе.

Любшин, честно сказать, не поверил, а зря. Полянцева вскоре отправили по этапу в одну из отдаленных колоний, в Генпрокуратуре, ознакомившись с предоставленными документами, вроде обещали внести протест, но дело тянулось медленно, и адвокат был крайне удивлен, когда ему вдруг позвонили из посольства Федерации трех планет и попросили заехать туда за важной информацией, касающейся его подзащитного. Недоумевая, что они там могли такого нарыть, Любшин поехал и в комнате для конфиденциальных приговоров неожиданно встретился с уже знакомым ему Дизвигом.

- Мне приказано оповестить вас, что вчера ваш клиент Полянцев был освобожден из колонии, - произнес тот.

- Но как?! - выпучил глаза адвокат. - Кто мог его освободить, на каком основании? Кассационного суда же еще не было!

- Освободили его мы на основании гарантий о безопасности, предоставленных ему прецессом, - промолвил Дизвиг. - Просто взяли ту колонию штурмом.

- Это как?.. - потрясенный Любшин осел в кресле.

- Вам весь ход операции рассказать? Ну, для начала мы выяснили, в какую колонию его отправляют, затем направили в эту глухомань штурмовой батальон гварды со штатным вооружением, одну роту оставили в засаде на дороге, а силами других осадили колонию. Шеф вызвал начальника этой колонии на переговоры, где показал ему бумагу от судебной коллегии ООК с вызовом Геннадия Полянцева свидетелем на процесс по делу об узурпации власти в Российской Федерации, в связи с чем потребовал выдать ему Полянцева на руки для сопровождения в Лиановес. Начальник колонии оказался настолько туп, что отверг наш ультиматум и вызвал на подмогу спецназ ФСИН. Те выехали целой автоколонной, но по дороге угодили в нашу засаду. В итоге - полный разгром. Тех, кто уцелел, обезоружили и отправили восвояси. Ну, а мы, тем временем, приступили к штурму колонии. Сняли из пулемета охранников на вышках, проломили ворота бэтээром, ворвались внутрь, еще кое-кого постреляли из тех, кто сопротивлялся, взяли в плен начальника колонии, добыли ключи от нужной камеры, освободили Полянцева и отбыли колонной в направлении космопорта. Короче, сейчас ваш клиент уже находится за пределами Земли и мой шеф тоже.

- Это неслыханно... - пробормотал Любшин, будучи все еще никак не в состоянии прийти в себя. - Это ж вы всю нашу судебную систему опустили ниже плинтуса, и ФСИН вместе с ней, и ФСБ! Да еще столько жертв!

- Все жертвы из числа фсиновцев исключительно на совести их собственного тупого начальства. Чиновник не имеет права не исполнять указаний уполномоченного прецесса, а если он при этом зовет на подмогу карателей, то это равносильно объявлению войны. А на войне, уж извините, как на войне! А уцелевшие охранники этой колонии пусть еще спасибо скажут, что мы не перевешали их на воротах, как американцы эсэсовцев при освобождении концлагерей. Судя по тому, что мы узнали о порядках, царивших в этой колонии, у нас было на то полное право. Судьи ваши тоже сами виноваты, что позволили сделать себя марионетками президентской администрации. Возомнили, что могут класть на закон и справедливость? Ну, мы и показали им их настоящее место! А что до некоторых высокопоставленных эфэсбэшников, так им сейчас не оскорбляться пора пришла, а свои задницы спасать! Это ж их преступную практику шантажа народных избранников разоблачил Полянцев, стало быть, их и будет судить коллегия нашего ООК. Скоро обо всем услышите!

Из лиановского посольства Любшин уходил в сильно растрепанных чувствах, но, по крайней мере, с удовлетворением, что для одного из его клиентов история, похоже, завершилась благополучно.