Ладик с остервенением срезал побеги огромного ивового куста, росшего в конце улицы. Необходимость заготавливать розги для себя самого кому угодно испортит настроение, а тут еще и заказанное отцом количество оных навевало самые грустные мысли. Ладик надеялся только, что все это не об один его зад измочалят, Мишку тоже будут сечь этими лозинами. Несмотря на изматывающий душу страх, работу свою он исполнял добросовестно, подбирая прутья нужной длины и диаметра.
Ну, кажется, все... Ладик спрятал нож, сгреб нарезанные прутья и медленно двинулся по улице, прижимая к груди весь этот солидный пучок.
- Ладик, вы из ивы корзины плетете? - мальчик медленно повернулся, соображая, как получше отбрить шутника, и увидел улыбающуюся ему англичанку.
- Нет, Кира Петровна, этим мне и Мишке Севастьянову в субботу ягодицы распишут, - с вызовом промолвил он, - и вы наверняка знаете за что. Вы же сюда из-за моего прогула пришли?
Учительница смутилась, она действительно намеревалась потолковать с родителями Ладомира о поведении мальчика.
- Ну, вот видите, вы еще не успели претензий предъявить, а меры в отношении меня уже приняты, - правильно истолковал ее смущение Ладик.
- Так это ты сам для себя розог нарезал?! - поразилась Кира Петровна. - Но почему так рано, сегодня же только четверг?
- Так их еще замочить надо, - устало пояснил Ладик.
- Нет, ну нельзя же так... Я непременно поговорю с твоим отцом, чтобы он придумал тебе какое-нибудь другое, не такое унизительное наказание. Ты же уже большой мальчик, а тут розги...
- Не надо с ним говорить, - взмолился Ладик. - Если Мишку высекут, а меня за то же самое нет, мне тогда не только парни, но и девчонки прохода не дадут!
- Странные у вас тут какие-то нравы... - беспомощно пробормотала учительница.
- Какие уж есть... Как в лучших британских частных школах, между прочим, пока им это дело законодательно не запретили под давлением ЕСПЧ, - нашелся Ладик. - А нашей общине кто может запретить? Мы же только Бога слушаемся, а он вроде как не против.
- Ладик, я кое-что знаю о нравах американских религиозных фундаменталистов. Замкнутые сообщества, непререкаемый авторитет пасторов, все такое... У вас тут такие же установки? Что ж, тогда могу только посочувствовать...
- Сочувствуйте, Кира Петровна, только, ради Бога, не вмешивайтесь, а то нам же будет хуже, - промолвил Ладик. - И не говорите, пожалуйста, никому в школе. Мне тут совсем не нужны лишние зрители под окном. А за меня не беспокойтесь, я уже привычный.
- Не скажу, Ладик, будь спокоен, - вздохнула учительница и, развернувшись, двинулась в обратном направлении. Желание побеседовать с родителями проштрафившегося ученика у нее испарилось напрочь.
Ладик тоже вздохнул, но с некоторым облегчением, и потащил свою ношу дальше. Надо было еще очистить всю эту кучу прутьев от листьев и почек, чтобы потом не так больно хлестали.
В субботу его ждал не самый приятный сюрприз. Отец заявил Ладику, что посоветовался с соседом и они совместно решили, что поскольку их сыновья и в драке совместно участвовали, и школу вдвоем прогуляли, то и наказывать их следует вместе. У Ладика от таких вестей сразу подвело живот. Мишку его родители собирались выдрать по максимуму и планов этих ни от кого не скрывали, следовательно, и ему, Ладику, должно достаться не меньше, ведь он в этой компании старший! Мальчик вдруг остро позавидовал Володьке Колгуеву, который тоже в той драке участвовал, но на правах взрослого члена общины не мог уже быть подвергнут воспитательной порке и теперь наверняка отделается какими-нибудь хозработами. Побыстрее бы вырасти! Но что жалеть о том, чему в ближайшем будущем не дано случиться, надо уметь принимать то, что есть. Ладик смиренно помог отцу выволочь лавку на середину гостиной комнаты и даже сам сходил за бадьей с розгами.
Поскольку порка пацанов - дело мужское, а тут еще и гости нагрянут, Сеньку выпроводили из дому играть с Бельчонком, да и мать ушла по каким-то своим делам. Ждать Севастьяновых долго не пришлось. Высокий и крепкий Никита, телосложением смахивающий на гориллу, и насупленный Мишка показались в дверях. Игорь, отец Ладомира, по-братски обнялся со старшим Севастьяновым, а Ладика в ожидании порки отправил подпирать стенку. Через минуту рядом с Ладиком оказался и Мишка. Оба мальчугана уставились в пол, старательно изображая раскаяние, выслушали от обоих отцов, что те думают об их безобразном поведении, и даже не стали оправдываться, поскольку охранять Яшу им никто не поручал, а в чудесное спасение ими юного итальянца кто ж поверит?
- Раздевайтесь оба, - вынес, наконец, вердикт Никита. - Михаил, ты первым ложишься на лавку в позе лягушонка. Ладомир, ты за ним наблюдаешь и потом сам все повторишь.
Оба мальчика привычно разделись догола и заняли предписанные им места. Ладик столько раз слышал, как секут соседа, и вот теперь впервые увидел это воочию. Мишка привычно взгромоздился на лавку и обхватил ее руками и ногами, из-за чего его локти и коленки выпятились в стороны. Ну точно лягушонок, только белый и очень крупный. Никита сам опустился на колени и связал сыну под лавкой запястья и ступни, после чего выпрямился и стал подбирать розгу.
Мишка, и так по жизни очень терпеливый, тем паче не хотел верещать в присутствии старого друга. Не имея возможности впиться зубами в руку, чтобы хоть так перебить боль в заду, он крепко сжал челюсти и первое время молчаливо корчился под отцовскими розгами. Ладик в каком-то оцепенении наблюдал, как и на так уже многократно иссеченных Мишкиных ягодицах одна за одной вспухают свежие багровые полосы. Затем Никита принялся охаживать розгами сыновние бедра и, наконец, сменил направление ударов с поперечного на продольное, попадая теперь иногда и промеж ягодиц.
Вот тут Мишка, наконец, не выдержал. Он закричал, сперва тоненько и отрывисто, но с каждым последующим ударом все громче и хрипатее, он яростно извивался на лавке, словно задетый лопатой дождевой червяк, он, наконец, опустился до мольб прекратить порку, но все было бесполезно. Заливающийся слезами, орущий благим матом юный Севастьянов получил все свои пятьдесят розог до последней и, даже будучи отвязан, продолжал отчаянно всхлипывать и был поставлен носом в угол, чтобы успокоился.
Ладик осознал, что настал его черед ложиться на лавку. Он по привычке попытался вытянуться, но его заставили принять ту же позу, что и Мишка, связали и объявили, что за все его выкрутасы его тоже ждет полсотни розог. Ладомир, давно предчувствовавший, что именно этим дело и закончился, тем не менее, услышав эти жуткие слова, чуть не окочурился от страха. Он ведь всегда старался вести себя по возможности прилично, на порку нарывался достаточно редко и больше двадцати пяти ударов за раз никогда еще не получал. А тут вдруг вдвое больше, да еще в такой уязвимой позе!
Страхи Ладика стали быстро сбываться. Продержаться без криков он смог недолго, уж точно меньше, чем Мишка, и это ему еще промеж булок не попадали, а когда и до этого дело дошло, бедный Ладик совсем перестал сдерживаться, ревел во все горло, старался вырваться из пут и, кажется, о чем-то истерично умолял отца. Он получил уже сорок ударов, когда в дверь внезапно позвонили...
Антонио Бугатти узнал о происшествии со своим сыном только из звонка супруги, сообщившей, что Марио ходил без спросу плавать с аквалангом, где-то потянул и поранил ногу, но два каких-то мальчика благородно помогли ему добраться домой. Пришлось отвлекаться от проектных работ, мчаться в свой коттедж и срочно везти неудачливого пловца в травмопункт. Марио ни в какую не хотел рассказывать матери обо всех обстоятельствах получения им травмы, но в травмопункте под наводящими вопросами дежурного медика все же признался. Осознав, что единственный отпрыск был буквально на волоске от гибели и непременно утонул бы, если бы не двое случайно проплывавших мимо на плоту мальчишек, Антонио объявил сыну, что в наказание сажает его под домашний арест на все оставшееся время пребывания в Оболони, и что ему надо лично поблагодарить спасителей, а для этого приобрести для них достойные подарки. За последними надо было ехать в областной город, и потому визит вежливости пришлось отложить до субботы. Где именно они проживают, Ладик с Мишкой разболтали Марио, еще когда везли его на плоту.
Марио не раз уже проигрывал в уме новую встречу со своими спасителями и потенциальными друзьями, но вот чего он никак не ожидал, так это узреть голую исполосованную задницу Ладика, в какой-то странной позе лежащего на лавке, и стоящего в углу совершенно нагого Мишку, тоже явно недавно высеченного. Отец его был потрясен никак не меньше. В отличие от сына, не владевшего всерьез никакими языками, кроме родного итальянского, Антонио Бугатти на довольно приличном уровне знал английский и, к его счастью, Игорь Богданов тоже неплохо владел этим языком, так что не пришлось прибегать к переводческим услугам наказываемого Ладомира. Узнав, что их сыновья не просто так школу прогуляли, а, оказывается, в это время еще и человека спасли, Игорь с Никитой дружно сочли это Божьим промыслом, но на предложение Антонио срочно объявить Ладику амнистию Игорь возразил, что, хотя его сын и исполнил свой христианский долг помогать ближнему, в прогул он отправился все же вполне сознательно и вовсе не из-за намерения кого-то там спасать, к тому же несправедливо, когда один из подельников уже получил свое наказание сполна, а другому достанется только часть, так что придется Ладомиру дотерпеть оставшиеся десять розог, а потом уж дорогие гости смогут отблагодарить героев.
Ладик, немного отошедший от боли во время всех этих разговоров, справедливость решения отца признавал, хотя и стремно было, что теперь свидетелями его порки станет и Марио, и его еще совсем не знакомый Ладику отец. Он, конечно, даже постарался сдерживаться и не слишком громко орать, хотя больно было до жути.
Но вот, наконец, все назначенные розги были выданы, Ладика отвязали и отправили успокаиваться в тот же угол, где уже стоял Мишка, и можно было уже вскоре от наказания перейти к награждению, но тут вдруг Марио вздумал качать права.
- Пап, - промолвил он, едва отойдя от только что увиденного им небывалого зрелища, - и ты хочешь, чтобы я никогда больше в жизни не увиделся с этими замечательными ребятами?
- Ты с чего это взял? - не понял Антонио.
- Ну, ты же решил держать меня под домашним арестом, пока мы не уедем из Оболони, так? Значит, и они меня посещать не смогут.
- А ты чего хотел? - вызверился старший Бугатти. - На тебя же никакие наказания не действуют! Я же говорил тебе, что давно бы отправил тебя обратно в Геную, если бы там было кому за тобой присматривать! Что еще я должен делать, чтобы ты не свернул себе шею или опять где-нибудь не утонул по собственной глупости?
- Пап, - не сдался под таким напором Марио, кивая на опустевшую лавку, - а почему ты вот ТАК меня наказывать не пробовал?
Тут уж оторопели все присутствующие, даже те, кто не понимал итальянского, слишком уж выразительным был жест.
- Сын, ты в своем уме? - осторожно поинтересовался Антонио. - Ты о чем меня просишь? Ты же все видел собственными глазами. Ты на самом деле думаешь, что это тебе поможет? Ты же европеец, в конце концов!
- А они что, азиаты?! - поднял голос Марио. - А я из другого теста сделан, да? Почему их можно так наказывать, а меня нет? Это же нечестно, я куда сильнее их накосячил! И почему ты думаешь, что мне это не поможет, если им помогает?
Чтобы хоть как-то вникнуть в перебранку итальянцев, Игорю пришлось призвать на помощь сына. Уже отрыдавший свое Ладик перевел отцу суть возникшего спора, и старший Богданов счел нужным вмешаться:
- Антонио, - промолвил он, - если вы сейчас уступите сыну, хуже никому не будет. Мальчишки в этом возрасте все равно что необъезженные жеребята - энергии хоть отбавляй, а разумения еще мало. Если паренек считает, что ему необходима узда, иначе сорвется, так не отказывайте ему в этой просьбе. А если ребят постоянно под замком держать, так что из них тогда вырастет? А розог у нас на всех хватит, с запасом нарезали.
- Ладно, уговорили, - выдохнул старший итальянец, - раз тут такие традиции и Марио сам не против, то так тому и быть. Сын, ты сам видел, как здесь порют, так что лавка в твоем распоряжении.
Марио, добившись, чего хотел, немного мандражировал сейчас, но честно разделся догола. Лишь аккуратная медицинская повязка украшала его левую щиколотку. В связи с этой травмой, чтобы ненароком не повредить ногу, Игорь через переводчика посоветовал юному итальянцу не принимать позу лягушонка, а растянуться на лавке во весь рост, после чего аккуратно зафиксировал полотенцем его щиколотки. Также Марио притянули к лавке ремнем в районе поясницы, но рук связывать не стали.
Антонио вооружился розгой и хлестнул сына по ягодицам, но настолько неумело, что тот даже не вздрогнул. Пришлось Игорю отбирать у него розгу и показывать, как надобно сечь. У старшего Богданова, конечно, были сомнения, как перенесет столь жесткое наказание никогда прежде не поротый итальянский мальчишка, но в юном Марио вдруг взыграл дух его древних римских предков, которым и раскаленное железо случалось держать в руках. Мальчик, конечно, и дергался, и вскрикивал от боли, и яростно сжимал кулаки, но ни разу не попытался прикрыть руками ягодицы и пощады не просил. Дали ему, как новичку в этом деле, вполовину меньше, чем Мишке или Ладику, но и этих впечатлений ему должно было хватить надолго.
Отправлять в угол после порки травмированного Марио не стали, и Ладику пришлось лично его успокаивать, шепча на ухо новому другу (да, теперь уже вне всяких сомнений другу, а не просто знакомому!) разные утешительные банальности и утирая ему слезы. Когда юный итальянец пришел в себя, всем троим наказанным разрешили одеться, после чего настало время раздачи подарков. Старший Бугатти не поскупился и вручил двум спасителям сына по Айфону последней модели. Подобных гаджетов они и в руках никогда не держали, и даже не надеялись когда-нибудь заполучить.
Лавку из гостиной общими усилиями убрали, использованные прутья вынесли на задний двор, заигравшихся на улице Сеньку с Бельчонком загнали обратно в коттедж, а когда вернулись домой супруги Игоря и Никиты, субботний вечер завершился чаепитием с роскошным тортом, привезенным в подарок все теми же Бугатти. И общее веселье не омрачало даже то, что трем героям дня есть его приходилось стоя.